Неточные совпадения
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас
видишь с
корабляПри свете утренней Киприды,
Как вас впервой
увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Охотник, смотревший с берега, долго протирал глаза, пока не убедился, что
видит именно так, а не иначе.
Корабль скрылся за поворотом, а он все еще стоял и смотрел; затем, молча пожав плечами, отправился к своему медведю.
Но,
видя всякий раз, как с Моря
Сокровища несут горами
корабли,
Как выгружаются богатые товары
И ломятся от них анбары,
И как хозяева их в пышности цвели,
Пастух на то прельстился...
В этот же день, недалеко от этого
корабля, мы
увидели еще несколько точек вдали и услышали крик.
Я
видел его на песках Африки, следящего за работой негров, на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом, на своем родном языке, повелевающего народами,
кораблями, пушками, двигающего необъятными естественными силами природы…
Потом, вникая в устройство судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях,
видишь, что
корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется с морем и носит в себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
— «Ковшами, я сам
видел, я был на
корабле», — прибавил кто-то.
Оно, пожалуй, красиво смотреть со стороны, когда на бесконечной глади вод плывет
корабль, окрыленный белыми парусами, как подобие лебедя, а когда попадешь в эту паутину снастей, от которых проходу нет, то
увидишь в этом не доказательство силы, а скорее безнадежность на совершенную победу.
Другой достопримечательностью поста была маленькая чугунная пушка на неподвижном деревянном лафете. Я
видел ее в полном пренебрежении на площади около дома лесничего. По рассказам старожилов, она привезена была в пост Ольги для того, чтобы во время тумана подавать сигналы
кораблям, находящимся в открытом море.
Корабли мои, назначенные да прейдут дальнейшие моря,
видел я плавающими при устье пристанища.
Там, наверху, над головами, над всеми — я
увидел ее. Солнце прямо в глаза, по ту сторону, и от этого вся она — на синем полотне неба — резкая, угольно-черная, угольный силуэт на синем. Чуть выше летят облака, и так, будто не облака, а камень, и она сама на камне, и за нею толпа, и поляна — неслышно скользят, как
корабль, и легкая — уплывает земля под ногами…
И в это время на
корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей
видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец, в то время, когда
корабль тихо шел в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
Уже одно то, что он
видел это колыхающееся без конца море, эти
корабли, этих странных, чужих людей…
Парусный
корабль качался и рос, и когда поравнялся с ними, то Лозинский
увидел на нем веселых людей, которые смеялись и кланялись и плыли себе дальше, как будто им не о чем думать и заботиться, и жизнь их будто всегда идет так же весело, как их
корабль при попутном ветре…
Перед отъездом из Нью-Йорка Матвей и Анна отправились на пристань — смотреть, как подходят
корабли из Европы. И они
видели, как, рассекая грудью волны залива, подошел морской гигант и как его опять подвели к пристани и по мосткам шли десятки и сотни людей, неся сюда и свое горе, и свои надежды, и ожидания…
На третий день пути, выйдя на палубу, он
увидел впереди
корабль.
Видят лозищане, что один
корабль дымится, а к нему то и дело пристают пароходы.
Но, так как разговор коснулся истории
корабля «Бегущая по волнам», я счел нужным рассказать, что
видел в лесном заливе.
Я спустился в ярко озаренное помещение, где, кроме нас двух, никого не было. Беглый взгляд, брошенный мной на обстановку, не дал впечатления, противоречащего моему настроению, но и не разъяснил ничего, хотя казалось мне, когда я спускался, что будет иначе. Я
увидел комфорт и беспорядок. Я шел по замечательному ковру. Отделка помещения обнаруживала богатство строителя
корабля. Мы сели на небольшой диван, и в полном свете я окончательно рассмотрел Геза.
— Вот и вся история, — закончил Больт. — Что было на
корабле потом, конечно, не интересно, а с тех пор пошел слух, что Фрези Грант иногда
видели то тут, то там, ночью или на рассвете. Ее считают заботящейся о потерпевших крушение, между прочим; и тот, кто ее
увидит, говорят, будет думать о ней до конца жизни.
— Между конторой Угольного синдиката и углом набережной, — сказал я, — стоит замечательное парусное судно. Я
увидел его ночью, когда мы расстались. Название этого
корабля — «Бегущая по волнам».
Шагов я не слышал. Внизу трапа появилась стройная, закутанная фигура, махнула рукой и перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх, на палубу. Пристально взглянув на меня, женщина нервно двинула руками под скрывавшим ее плащом и села на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не
видел, лишь поймал блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря на
корабль. Я все еще удерживался за трап.
— Вам это должно нравиться, — продолжал Гез, делая соответствующий ход так рассеянно, что я
увидел всю партию. — Должно, потому что вы, — я говорю это без мысли обидеть вас, — появились на
корабле более чем оригинально. Я угадываю дух человека.
Все было кончено. Волны уже отнесли шлюпку от
корабля так, что я
видел, как бы через мостовую, ряд круглых освещенных окон низкого дома.
Сегодня, прогуливаясь, я
увидел этот
корабль.
— Достаточно, что вы там были. К тому же вы старались если не обвинить себя, то внушить подозрение. Я вам очень благодарна, Гарвей. Вечером вы придете к нам? Я назначу теперь же, когда встретиться. Я предлагаю в семь. Я хочу вас
видеть и говорить с вами. Что вы скажете о
корабле?
–…есть указания в городском архиве, — поспешно вставил свое слово рассказчик. — Итак, я рассказываю легенду об основании города. Первый дом построил Вильямс Гобс, когда был выброшен на отмели среди скал.
Корабль бился в шторме, опасаясь неизвестного берега и не имея возможности пересечь круговращение ветра. Тогда капитан
увидел прекрасную молодую девушку, вбежавшую на палубу вместе с гребнем волны. «Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба!» — сказала она можно понять как чувствовавшему себя капитану.
— Скорее мне следовало бы спросить вас, — сказал я, снова удивясь ее спокойному тону, — да, именно спросить, как чувствуете себя вы — после своего отчаянного поступка, бросившего нас лицом к лицу в этой проклятой шлюпке посреди океана? Я был потрясен; теперь я, к этому, еще оглушен. Я вас не
видел на
корабле. Позволительно ли мне думать, что вас удерживали насильно?
Я, дальнозоркий,
вижу только два темных пятнышка. Кочетов принес бинокль, но в бинокль я
вижу немного больше, чем простым глазом. Мы с Кочетовым обсуждаем план защиты позиции, если будет десант, и постановляем: биться до конца в случае высадки десанта и послать бегом сообщить на Цисквили, где есть телеграф с Озургетами.
Корабли приближались, Галям уже
видит...
Как она обернулась и мимоходом повела глазами на Дон-Кихота, так он и намагнетизировался. Та смотрит на него, потому что
видит его смотрящим в первый раз после долгого беспамятства, а он от нее глаз оторвать не может. Глаза большие, иссера-темные, под черною бровью дужкою, лицо горит жизнью, зубы словно перл, зерно к зерну низаны, сочные алые губы полуоткрыты, шея башенкой, на плечах — эполет клади, а могучая грудь как
корабль волной перекачивает.
Такое сожжение
кораблей немедленно отозвалось в сердце и уме, — сердце перевернулось, и я
увидел, что поступил опрометчиво.
Впоследствии мы
видим, что при переговорах с турками Петр очень добивался дозволения русским
кораблям свободного плавания по Черному морю.
Через час всей Балаклаве стало известно все, что
видел водолаз на дне моря, у Белых камней. Большинство
кораблей было так занесено илом и всяким сором, что не было надежды на их поднятие, а от трехмачтового фрегата с золотом, засосанного дном, торчит наружу только кусочек кормы с остатком медной позеленевшей надписи: «…ck Pr…».
И Спиро все
видел: и
корабль и золото, но взять оттуда с собой не мог… не пускает.
И начал ему доказывать, — и все петербургским штилем, каким у нас не могут говорить, — что я именно
видел, что за деньги, а что и без денег: мосты, домы, крепости,
корабли и все и все.
Тогда Голован,
видя, что ему не достать своего
корабля, сбросил тулуп, разделся донага, связал весь свой гардероб ремнем, положил на голову и поплыл через Орлик.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо
видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой —
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Боровцов. И опять же ваша пешая служба супротив морской много легче. Вы то возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут.
Видят моря такие, совсем неведомые, морские чудища круг
корабля подымаются, дорогу загораживают, вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой души на
корабле, говорят, которая бы не ужасалась от страха, в онемение даже приходят. Вот это — служба.
И вот пузыри от подстенья пошли,
Садко уже
видит сквозь стены:
Разбитые ко дну летят
корабли,
Крутяся средь ила и пены...
Никогда не забуду чувство своей глубочайшей безнадежнейшей опозоренности: я не знала того, что в воздухе носится! Причем, «в воздухе носится» я, конечно, не поняла, а
увидела: что-то, что называется Наполеоном и что в воздухе носится, что очень вскоре было подтверждено теми же хрестоматическими «Воздушным
кораблем» и «Ночным смотром».
Вижу вдали
корабли,
корабли…
Поплакали,
видя сие, и пошли во град Иоппию; сели на
корабль, и привезли нас корабельщики во Египет.
На Огненной Земле Дарвин
видел с
корабля женщину, кормившую грудью ребенка; она подошла к судну и оставалась на месте единственно из любопытства, а между тем мокрый снег, падая, таял на ее голой груди и на теле ее голого малютки.
— Я, господа, плаваю тридцать пять лет, кое-что
видел в своей жизни, разбивался у берегов Африки, выдержал несколько ураганов, был на горевшем
корабле, но все это ничто в сравнении с этими двумя днями…
— Что делать? Написал в Лондон хозяевам и своим компаньонам, чтобы прислали денег на возвратный путь — деньги-то из карманов подлецы вытащили, а пока живу у одного старого приятеля, капитана, судно которого стоит здесь в ожидании груза… Спасибо — приютил, одел и дал денег. Сегодня вот съехал на берег… был у доктора. Пора и на
корабль. Милости просим ко мне в гости… Очень рад буду вас
видеть! — прибавил старик. — «Маргарита», большой клипер, стоит на рейде недалеко от вашего корвета… Приезжайте…
Володя поблагодарил и, осторожно ступая между работающими людьми, с некоторым волнением спускался по широкому, обитому клеенкой трапу [Трап — лестница.], занятый мыслями о том, каков капитан — сердитый или добрый. В это лето, во время плавания на
корабле «Ростислав», он служил со «свирепым» капитаном и часто
видел те ужасные сцены телесных наказаний, которые произвели неизгладимое впечатление на возмущенную молодую душу и были едва ли не главной причиной явившегося нерасположения к морской службе.
Видит Максим, что у тамошних Божьих людей вера стала пестра — в одном
корабле один обряд, в другом другой.
— Нет, нет! — вскрикнула она. — Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, Богом прошу тебя… Они жизнь мою отравили, им, как теперь
вижу, хотелось только деньгами моими завладеть, все к тому было ведено. У них ведь что большие деньги, что малые — все идет в
корабль.
Спустя некоторое время они
видели в море
корабли, которые без дыма под парусами медленно ходили вдали от берега.
Орочи
видели, как от
корабля отделилась маленькая лодка, в которой сидело шесть человек.